Примечательно, что протестная волна совпала с резкой риторикой администрации Трампа по поводу выхода из Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) с Ираном, в информационном поле известную как — ядерная сделка. Вашингтон никак не был причастен к организации или преждевременному планированию волнений в Иране, однако де-юре США всегда имели в Тегеране постоянные интересы.
Таким образом, можно сделать две тезисных формулировки:
— Трампу и его администрации досталась стратегия взаимоотношений с Ираном, оставленная со времен каденции Обамы, который всячески пытался интегрировать Тегеран в орбиту международного диалога;
— риторика администрации нового хозяина Белого Дома, как оказалось, сильно отличается от наработанного ранее диалога с Ираном, а передовые позиции в этом направлении заняли политические элиты из лагеря республиканских "ястребов".
За последний год между Вашингтоном и Тегераном чуть ли не единственный диалог происходил на почве ядерной сделки. Еще в октябре 2017 года Дональд Трамп объявил о формировании комиссии из конгрессменов для возможной ревизии санкций, которые ранее были отменены в связи прекращением Ираном разработки своей ядерной программы. В тот же самый момент он добавил к своему заявлению традиционную популистскую риторику о "возможной ядерной агрессии Ирана".
Президент США еще в ходе предвыборной кампании 2016 года жестко выразил свою позицию, и возможно, позицию своей команды для будущей дипломатии с Ираном и любых соглашений с последним, однако так было не всегда.
При администрации Обамы в Женеве, 2013 года была подписана официальная часть СВПД с Ираном, от лица которого в 2012-2013 годах выступал умеренный президент Хасан Рухани, который в том же году и был назначен аятоллой Хаменеи на данный пост. В результате был снят запрет на страхование иранских нефтяных судов, открыт доступ для иностранных инвесторов в страну, разрешено делать международные банковские переводы.
Заключение сделки совпало также и с успешной деятельностью команды Рухани по выводу Ирана из экономического кризиса. Период с 2012 по 2014 год удалось снизить темпы инфляции в стране с 40 процентов до 20; уменьшить уровень безработицы до 12 процентов (но среди молодежи он остается все так же высок – 35-40 процентов); начался рост ВВП на уровне 4-5 процентов в год. Едва ли кто-то из государств Центральной и Ближней Азии может похвастаться такими экономическими показателями.
Всеми заработанными Рухани преимуществами консервативное крыло властей решили воспользоваться для утверждение своего имиджа ведущего регионального государства. Это спонсирование режима Ассада, боевиков ХАМАСа и Хезболлы, а также активная военно-политическая деятельность в Ираке, Сирии, Йемене. В итоге все заработанное было быстро истрачено, к тому же ухудшились взаимоотношения с другими соучастниками конфликтов в этих странах, таких как США и Россия.
Пик активизации деятельности Ирана за рубежом совпадает с приходом к власти Трампа, который, как ожидалось, должен был распрощаться с своей категоричной предвыборной риторикой в отношении Ирана, и начать видеть интересы США в регионе "глазами Вашингтона". Однако глава государства не отказался от своих предвыборных обещаний о создании "мирового кольца безопасности вокруг США" и, с помощью "ястребов" из числа республиканцев, начал реализовывать свою политику.
Отметим, что в Государственном департаменте совместно с профессорами и советниками из Гарварда, вероятно, были подготовлены стратегии трансформации прошлых наработок команды Обамы в отношении Ирана. Но они не соотносились с видением команды американского лидера, которые в одностороннем порядке видят правильный для Вашингтона курс отношений с Ираном. Впервые за последние года между демократами и республиканцами разгорелся конфликт на этой почве, которого не существовало при администрации предыдущего главы государства.
Первым шагом политики Трампа в контексте Ирана стал указ об ограничении въезда в страну мигрантов из, так называемых "третьих стран" и отмену для них "Грин-карты". В этот список попал и Иран. Последствия такого решения еще не вызвали в СМИ ажиотажа и весьма зря. Ведь известно, что большинство прибывающих в США иранцев – это христиане, которые в своей стране подвергаются жестоким репрессиям, пыткам и гонениям, вплоть до смертных казней. Точное количество тех, кто вынужден будет покинуть страну не называется, но на родине их ждет отнюдь не радушный прием.
Второй шаг – это речь Трампа от 12 января 2018 года, когда он предупредил страны-гаранты сделки (Германия, Франция, Великобритания, Брюссель) о начале денонсации ядерного соглашения в течении 150 дней. И хотя, единолично Трампу не удастся это сделать, так как у европейской стороны есть закон «О защите от последствий экстерриториального применения правовых актов, принятых в третьей стране», а у третьей стороны Ирана и России вообще нет ни малейшего повода пересматривать подобное соглашение.
Третьи шаг – это возможные ротационные перемены в Госдепе, а именно о "спокойном" Рексе Тиллерсоне, который настаивает на продлении ядерного соглашения с Ираном, на более «решительного» человека, который будет поддерживать Трампа и "ястребов".
В дни пика протестов в Иране Вашингтон резко прекратил давать любые комментарии по поводу дальнейшей судьбы ядерного соглашения. С тех самых пор США заняли выжидательную позицию и каких либо резких заявления со стороны Белого Дома не исходило.
В связи с этим можно предполагать, что субъективная геополитика команды Трампа в отношении Ирана не дала нужного отклика, и что все политические и общественные масти в лице Сената, Конгресса, СМИ, представителей "Собора" (наиболее крупные игроки американской политики и бизнеса, высший американский истеблишмент, руководители больших СМИ-корпораций), топ-менеджеров государственных компаний будут пересматривать уже сделанное командой Трампа вместе с ним.
Возвращаясь к реформам Рухани и то, как этими кратковременными успехами воспользовалось правительство, добавим одно – снятие санкций это скорее длительный процесс, нежели их введение. Рухани обещал быстрый успех, однако этого не произошло, не только по вине Рухани.
Большими оставались социальные проблемы:
— стремительный рост на продукты питания (например на куриные яйца из-за недавней эпидемии птичьего гриппа, а также мяса)
— социальное расслоение, около 40 процентов иранцев получают минимальный доход
— повышение цен на топливо
— этнические противоречия внутри страны
— коррупция и антиклерикальные настроения молодежи
В результате стране больше ничего не оставалось делать, кроме как «затянуть пояса» и начать экономить. Традиционно все правительства в мире начинают экономию в сфере социальных программ, субсидий и повышение налогов. И все это в то время, как аятолла и его приближенные владеют крупными банковскими компаниями и холдингами. К примеру, тот же Хаменеи является владельцем фонда "Астан-е Кодс-е Разави".
Подобная непопулярная политика дала возможность прощупать прочность позиций действующего президента, что собственно и произошло в самом религиозном городе страны Мешхеде – "Мекка Ирана". Так, при содействии членов консервативного крыла Ибрахима Раиси и имама Ахмада Аламольхода в Мешхеде были организованы демонстрации против экономической политики Рухани. Однако протесты вышли из под контроля и стали распространяться по всей стране.
В отличии от протестов 2009 года, которые были прогнозируемы, в зимних манифестациях появились интересные факты:
— малое количество митингующих (40-50 тыс для 80 млн Ирана это мало), но точек протеста по стране очень много;
— в протестах принимают участия как большие города Решт, Керманшах, Шираз, Исфахан, Хамадан, Ахваз, Тегеран, так и периферия Неджефабада, Каджегана или Туйсеркана;
— социальный состав протестов – это те люди, которые оказались "за бортом", так называемого экономического успеха Рухани – беднейшие нищи населения. Ни интеллигенция, ни оппозиция, ни средняя прослойка населения их не поддержала;
— лозунги против непопулярной экономической политики правительства резко переросли в политические за отставку режим аятолл;
— отсутствие политического лидера и программы;
— большое количество реакционно настроенной молодежи и студентов, которые хотят пользоваться банковскими услугами SWIFT, свободу слова, снятие цензуры с интернета, а потому они были настроены реакционно;
— адресная критика лично аятоллы Хаменеи и руководителей Басиджа (полиция Ирана) и Корпуса стражей исламской революции – личный военный корпус аятоллы (КСИР);
— антиклерикализм;
— недовольство агрессивной политикой Тегерана в регионе.
Стоит отметить, что власти очень грамотно вышли из протестной ситуации, дав митингующим «выпустить пар» и не закручивать гайки до конца. Активистов победили их же оружием, по всей стране прошли, что называется "антимайданы" в поддержку действующих властей. На периферии протесты были задушены еще в зародыше силой при помощи КСИРа. Студентов не отчислили из университетов, а в больших городах полиция старалась по минимуму применять оружие, предпочитая водометы и слезоточивый газ.
В очередной раз модель управления Ираном продемонстрировала срощенную природу институтов исполнительной и судебной властей, КСИРа и Басиджа, вместе с инструментами СМИ.
Таким образом, успешный вариант реализации требований протестующих был невозможен, да и вряд ли в это была изначальная целевая направленность. Кризисная ситуация в стране еще не созрела, однако состояние турбулентности начинает проявляться в различных формах. Вероятно, форма уличных протестов это лишь поверхность океана, под толщей же воды происходят совершенно иные, невидимые для иранского общества перемены. Политические взаимоотношения Ирана и США все также остаются и могут остаться натянутыми, однако коммерческие будут пересмотрены – это касается санкций.