Site icon УРА-Информ

В России идет последний бой детей ГУЛАГа

"С покрасневшими от переживаний глазами Евгения Шашева возвращается в родную деревню. Призраки прошлого не отпускают. Но появилась надежда. Возможно, скоро в суде она получит возмещение за свои долгие страдания. (…) Именно здесь, в середине тайги, на севере Урала, недалеко от полярного круга, эта энергичная 69-летняя женщина провела первые десять лет своей жизни со своими родителями, тогдашними политзаключенными", — говорится в статье.

"Ее отец, Борис Чебоксаров, родился в Лозанне в 1911 году. Семья богатых торговцев тогда жила в Швейцарии по медицинским соображениям. В 1937 году, когда начался устроенный Сталиным Большой террор, он был арестован в Москве вместе со своим отцом Николаем Чебоксаровым. Инженера-микробиолога Бориса выслали в эту заброшенную деревню, созданную в 1933 году заключенными под надзором администрации подразделения ГУЛАГа Ухтпетчлаг (Ухто-Печорский лагерь). Дедушку Николая расстреляли под Москвой через несколько дней после ареста. Но семья, оставшаяся без новостей, узнала об этом только годы спустя", — указывает журналист.

"Бориса Чебоксарова приговорили к восьми годам лагерей и десяти годам ссылки. Как "специалист" и выпускник университета, он курировал добычу и очистку асфальтита, природного битума, связанного с минеральными веществами. Исключительно стратегический ресурс для СССР, поскольку он использовался, в частности, для производства боеприпасов. По этой причине деревня, которая в то время называлась "Асфальтитовый рудник", даже не отображалась на картах", — отмечает автор публикации.

"Мать Евгении, Галина Третьякова, родилась в 1919 году в Ставрополе, на Северном Кавказе. Во время Второй мировой войны она была заключенной в немецком лагере в Польше. Затем, после победы Красной армии, ее по ошибке обвинили в сотрудничестве с нацистами и выслали на Урал, как и многих других, прямо из германских лагерей в советские. Она работала на небольшом заводе, построенном на окраине поселка "Асфальтитовый рудник", где блоки руды, добывавшиеся из окружающих скважин, превращались в порошок. Здесь встретились Борис и Галина. Их дочь Евгения родилась в 1950 году", — пишет Le Figaro.

"Евгения, будучи инженером-экономистом и сотрудницей нефтяной компании, никогда не покидала этот регион. "Вся моя жизнь прошла вокруг этой деревни", — говорит она. Но сегодня, при поддержке мужа Анатолия и ее сына Владислава, Евгения Шашева надеется переехать в Москву. Безусловно, не в ту квартиру в Козицком переулке, недалеко от Пушкинской площади, где жила ее семья — она сейчас занята. Но, по крайней мере, она рассчитывает, что ей выделят другое жилье в столице, так как закон теоретически дает ей на это право", — отмечает Барлюэ.

"Во вторник Конституционный суд России, один из высших судов страны, который находится в Санкт-Петербурге, рассматривает жалобу, поданную Евгенией Шашевой и двумя другими женщинами, детьми жертв политических репрессий, 71-летней Елизаветой Михайловой, и 69-летней Алисой Мейсснер. Все трое ссылаются на закон от 18 октября 1991 года, принятый за несколько месяцев до распада СССР, который предусматривает компенсацию бывшим узникам ГУЛАГа или их детям, включая возможность получения квартиры в их родном городе. Такой закон применяется очень редко", — считает журналист.

"По данным правозащитной организации "Мемориал", которая поддерживает эту борьбу с самого начала, в период с 1991 по 2005 год только около 200 человек добились успеха. С тех пор закон пересматривался и условия ужесточились. Так, его применение перенесли в регионы, которые установили свои правила и наложили ограничения", — поясняет автор публикации.

"В Москве, например, "реабилитированные", которые ранее получали приоритетную обработку данных, теперь включаются в общий список ожидания соискателей социального жилья. Они могут его требовать, только если их доход чрезвычайно низок, и если они прожили в столице в течение десяти лет. В период с 2014 по 2016 год только один человек смог таким образом получить жилье… Официальной статистики не существует, а данные неточные. Согласно "Мемориалу", общее число соответствующих установленным требованиям лиц, все они в настоящее время являются довольно пожилыми, составляет максимум несколько сотен или несколько тысяч человек", — отмечает издание.

"(…) Даже после смерти Сталина и реабилитации многим жертвам репрессий не удалось восстановить свои права. Те, у кого еще оставалась семья в их родном городе, смогли вернуться. Но другие просто потеряли свои дома", — говорит Ян Рачинский, председатель правления международного общества "Мемориал".

"В большинстве случаев квартиры, изъятые у арестованных, предоставлялись агентам НКВД, безжалостного Народного комиссариата внутренних дел, отвечавшего за полицию, тюрьмы и лагеря. Например, в Москве в период с августа 1937 года по февраль 1938 года было отнято 7500 квартир, 4300 из них завладело "министерство внутренних дел", — напоминает журналист.

"(…) Григорий Вайпан, молодой и энергичный адвокат Евгении Шашевой, считает это дело "стратегическим". Речь идет просто о "праве вернуться домой",- настаивает он. "Мы оспариваем ограничения закона 1991 года, введенные в 2005 году", — подчеркивает адвокат. В частности, мы ставим под сомнение конституционный характер статьи 13, в которой говорится о гарантиях для реабилитированных лиц, тогда как фактически их права нарушаются положениями статьи о передаче исполнения решения в регионы. Эта статья делает иллюзорным право на возвращение детей жертв политических репрессий в их родной город".

"По мнению защитника гражданских свобод, эта история иллюстрирует "равнодушие государства к жертвам политических репрессий, которых даже не приняли во внимание при внесении поправок в закон". "Мы намерены бороться против этой системы, которая не хочет замечать этих жертв", — добавляет Григорий Вайпан.

"Закон 1991 года был несовершенным, но, по крайней мере, в нем речь шла о компенсации на федеральном уровне", — дополняет Ян Рачинский из "Мемориала". "Теперь регионы должны выделять средства для компенсации людям за потерю их домов, что несправедливо, потому что они стали жертвами государственной политики", — уточняет он. Официально финансовая компенсация существует, но она ничтожная: 75 рублей (1 евро) за месяц содержания под стражей, 4000 рублей (57 евро) за квартиру, 10 000 рублей (142 евро) за дом…", — пишет издание.

(…) Евгения Шашева рассказывает, за что арестовали ее отца: "В свое время у нашей семьи был консервный завод на российском Дальнем Востоке, мои родные работали там вместе с японцами. Один из них, приехав в Москву, однажды решил навестить моего дедушку. Кто-то написал на него донос. Его и моего отца обвинили в том, что они "японские шпионы".

"(…) В 2003 году Евгения Шашева узнала, что она может стать бенефициаром закона 1991 года. Начался длинный процесс. Потому что она тоже должна была пройти "реабилитацию" и ее должны были официально признать дочерью репрессированных. Полоса препятствий продолжалась одиннадцать лет — целая вечность, усыпанная административными испытаниями и бюрократическим равнодушием… ". — говорится в статье.

"(…) Как-то один чиновник обратился к ней с вопросом: "Но почему вы хотите поехать в Москву, ведь вы живете здесь?" "Он, кажется, не понимал, что в течение 69 лет я тоже была в ссылке просто самим фактом своего рождения", — вздыхает Евгения. "Главное — не квартира, а справедливость", — продолжает она. "Мой отец очень многое пережил. И перед такими людьми, как он, никто не извинился ".

"Я боюсь", — говорит Евгения Шашева накануне выступления в Конституционном суде. Прежде всего, она хочет поговорить о страхе, мучившем ее родителей, других заключенных. Этот страх, внушается повсюду и не исчез из глубин души российского общества. "Для нашего поколения страх является генетическим", — утверждает она.

"В центральном архиве Москвы она узнала страшные вещи. После ареста ее отец и дедушка дали показания друг против друга, по-видимому, после пыток. "Вы знаете, — добавляет она, — в тот время мой отец был женат. Когда его арестовали, жена оставила его. Чтобы не иметь проблем. Как он мог жить дальше со всем этим?" "Я боюсь, но я упорная", — говорит она. В 2014 году она, наконец, получила свидетельство о реабилитации по отцовской линии, которое позволило ей продолжить свои поиски справедливости", — указывает издание.

"(…) Лагеря? Нет, я не знаю… " Посещение Музея истории Гулага в Москве заканчивается образами молодых людей, опрошенных на улицах столицы. Их незнание отражает смущающую память о ГУЛАГе, которую стирают, игнорируют, умышленно или нет, но которая никуда не девается. И всегда причиняет боль, — комментирует Барлюэ. — По данным опроса, проведенного ВЦИОМ в октябре 2018 года, почти половина (47%) российской молодежи в возрасте от 18 до 24 лет ничего не слышали о сталинских репрессиях. При этом более, чем треть населения (35%) указывают, что у них в семье есть репрессированные родственники".

"Восприятие лагерей варьируется между Москвой и Санкт-Петербургом и провинциальными городами, где инициативы сильно зависят от местных властей", — говорит Роман Романов, молодой 37-летний директор Музея истории ГУЛАГа, основанного в 2001 году и финансируемого из государственных средств. Он также ссылается на феномен поколения: "В 1980-х и 1990-х годах люди обнаружили эти реалии и искали информацию о своих родственниках, пропавших в лагерях. Это были великие годы общества "Мемориал". Теперь от более молодых людей поступают другие запросы. Язык должен измениться".

"Столь калейдоскопическая память также является следствием поведения властей. Разумеется, Владимир Путин присутствовал 30 октября 2017 года в Москве, на церемонии открытии памятника "Стена скорби", посвященного жертвам политических репрессий. "Страшное прошлое нельзя вычеркнуть из национальной памяти. Тем более невозможно ничем оправдать: никакими высшими так называемыми благами народа", — заявил он тогда. Высказывание очень ясное, если понимать его слишком буквально. В то же время хозяин Кремля скрупулезно следит за национальным нарративом. И патриотический жест, выдвинутый властью на первый план, не должен омрачаться лагерной тьмой", — пишет Le Figaro.

"Политика правительства противоречива и эклектична, — считает историк Ирина Щербакова из "Мемориала". — Эта память не запрещается и не утаивается. Государство скорее поддерживает ее. Есть памятники, книги, инициативы. Но значение советского режима не должно подвергаться сомнению. Потому что Россия объявила себя наследницей СССР. И со стороны власти есть желание представить наше прошлое как нечто такое, чем мы должны гордиться", — добавляет историк.

Источник: inopressa.ru

Exit mobile version